Новомученики и исповедники Российские
Протоиерей Александр Шаргунов

   Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Мы празднуем победу жизни над смертью — победу, которая началась во Христе и которую Он продолжает в нашей жизни. Христиане — существа необыкновенные или, лучше сказать, немыслимые. Нам дано быть вечно с Богом. И, говоря это, мы думаем прежде всего о наших святых мучениках. Святые мученики — люди, как мы, те, кто прошел через такие же испытания, которые и нам предстоит пройти. И они зовут нас следовать за ними, чтобы войти в тайну надежды и спасения. Мы совершаем их память в день Воскресения Христова. Веруем ли мы подлинно в воскресение нашей плоти после смерти? Веруем ли мы в вечную жизнь? Это жизнь, которая должна захватить нас до самых сокровенных глубин, чтобы мы преобразились до уподобления Единородному Сыну Божию.

   Праздник новых мучеников и исповедников Российских — праздник силы Христовой любви и ее непобедимости. Мы знаем жития святых Царственных мучеников, патриарха Тихона, священномученика Владимира, митрополита Киевского, преподобномученицы великой княгини Елизаветы и инокини Варвары и многих других. В нашем храме, где один из престолов посвящен новым мученикам, каждое воскресение после поздней литургии мы сугубо молимся им. Из всего сонма этих святых мы каждый раз выделяем имена священномученика Николая пресвитера, новомученицы Татианы и преподобноисповедника Гавриила, служивших здесь. И нет, наверное, ни одного храма, где не было бы своих святых мучеников. На самом деле жития новых мучеников должны бы стать настольной книгой для всех нас. Мы должны знать их как людей, которые являются нашими современниками, и более чем кто-либо, потому что прошли дорогой многих скорбей и отдали себя до конца Богу. А мы все призваны к святости. И по мере умножения беззаконий в мире, умножаются наши скорби. Но жизнь, устремленная ко Христу, освящена радостью. Святые мученики свидетельствуют, что христиане не ищут окольных путей перед лицом гонений и страданий, перед лицом всего, что касается глубины сердца человеческого.

   «Блаженны плачущии», — говорят они нам. Кто дерзнул бы сказать такое, кроме Христа? Кто дерзнул бы сказать такое, кроме Того, Кто прошел через смерть и воскресение, кто вошел в жизнь вечную ради всех нас? Мы, принадлежащие Церкви новых мучеников и исповедников, — необыкновенные люди, потому что мы возвещаем блаженство, вечное счастье в этом мире несчастья, жестокости и скорбей. Христос посреди нас, и наши мученики рядом с нами, чтобы мы веровали, что Его любовь все победит, преодолеет все преграды. Что Он — Господь всяческих и что Он любит нас. В заповедях блаженства, возводящих нас к тайне мученичества, — то, что мы слышим за каждой Божественной литургией, — поет Христос. Как Он воспел со Своими учениками после Тайной Вечери и вышел навстречу смерти за поток Кедрон. Это гимн Божественной любви. Да будут сердца наши горe в этой любви, даже если поносят нас и гонят нас.

   «Радуйтеся и веселитеся», — нам принадлежит вечная радость! Наша Церковь — Церковь новых мучеников и исповедников Российских, но также и всех нас — всех страждущих, всех униженных, всех грешных, всех боящихся, но идущих наперекор всему вслед Христа и Его святых. И мы будем чадами Божиими, блаженными приобщением полноте любви, которую Он даровал нам, потому что «увидим Его как Он есть».

   В день памяти новых мучеников и исповедников российских Церковь открывает нам путь терпения и покаяния. Сколько людей охвачены сегодня отчаянием и страхом! Невозможно нормальному человеку видеть вокруг такое торжество беззакония. Такой отказ от совести и стыда, такое предательство и лицемерие служащих идеологии маммоны и содома. Такое унижение нашего народа. И все убивающее равнодушие слишком многих. Самое ужасное, что не видно никакого просвета. Что нас ждет впереди? Как выжить в этих обстоятельствах тому, кто пытается жить по-христиански, каковы пути Церкви, искушаемой мудростью по стихиям мира сего, в новых условиях?

   И сегодня хочется задать только один вопрос: почему день памяти новых мучеников и исповедников Российских не стал у нас государственным праздником? Не свидетельствует ли это о том, что та катастрофа, которая произошла в нашем Отечестве в минувшем веке, до сих пор по-настоящему не осознана нашим народом, что большинство из приходящих сегодня в Церковь и принимающих крещение, еще не вступили на путь подлинного покаяния? Может быть, самая великая опасность, в которой находится наш народ, — в забвении об этом чуде, в утрате духовного измерения жизни, в возвращении к самой худшей языческой тьме. Или как говорит апостол Петр, конечно же, не об одном человеке, а о целом народе: «Пес возвращается на свою блевотину» (2 Петр. 2, 22). Если народ по-прежнему забывает Бога, как это было во времена насаждаемого государством безбожия, тогда последнее зло становится для него горше первого. То, что сейчас, — это не просто что-то бесчеловечное, как захватническая война, как чума или коммунистическая революция. Но это то, что сверх всякого разумения — инфернальная война против Бога, сражение бесов против ангелов, черная месса, нацеленная на то, чтобы перевернуть в душах человеческих вертикальный порядок небес и вытеснить из них небесную иерархию бесовской. Есть в этом нечто превосходящее все человеческие понятия, потому что это война между двумя сверхчеловеческими армиями. Но мы не должны никогда забывать, что этот мир дан нам, чтобы мы обрели спасение. Что бы ни происходило, это время — единственное время, которое дается нам, чтобы спастись. И пока Христос — в наших сердцах, мы способны сопротивляться. Когда мы забываем о Нем, мы не знаем, где мы.

   Но Христос все победил раз и навсегда. Несмотря на торжество нечестивых, на все скорбные события, мы должны сохранять спокойствие духа и ясное видение сути происходящего. Все зло, которое сегодня в мире, Бог, придя со Своей метлой, выметет вон — одному Ему известным образом. Будем предавать себя и друг друга, наши жизни Христу Богу. Это главное. Святые Царственные мученики, все новые мученики и исповедники Российские и все святые говорят, чтобы мы не боялись никаких скорбей, ни даже смерти. Не потому, что мы надеемся на нашу праведность, на наше мужество, но потому что верим в милосердие Божие. Верим мы или не верим, знаем ли Его всепобеждающую благодать или нет — вот единственное, о чем спрашивает нас Господь.

   То, что теперь кажется несчастьем, в скором времени откроется как Божие благословение. Но ради принятия этого благословения мы никогда не должны идти ни на какое соглашение со злом, помня, что из всякого компромисса со злом, снова и снова повторим, победителем выходит диавол. Мы ни в коем случае не должны примиряться с тем, что по отношению к Церкви является непримиримым, стараясь избежать креста и обеспечить свою безопасность. Господь посылает испытания — жив ты еще или уже нет, христианин или нет? Бог не избавит нас от тяжкого суда на земле и не даст награды на небесах, как это было с обновленцами, которые хотели угодить большевикам, и не избежали, в конце концов, концлагерей. Многие из них лишились земного и небесного.

   В великих скорбях только Бог может утешить. Поэтому будем прежде всего молиться молитвой покаяния. В покаянии, как и в мученичестве, говорят святые отцы, — полнота заповедей Господних, в которых содержится жизнь вечная. Но покаяние наше должно быть нелицемерным. Оно должно быть исполнено решимости отвергнуться всякого греха, чего бы нам это ни стоило, и идти вслед наших мучеников. Во время скорбей надо взирать на распятого Господа и на святых мучеников. Бог попускает быть торжеству зла и многим скорбям для верных. Но Бог не совершает ошибок. Наша вечная участь неразрывно связана с тем, что мы сделали в этой жизни. Страшное значение земной жизни — не в тех скорбях и испытаниях, которые порой могут казаться непереносимыми. А в том, что земная наша жизнь определяет вечность. В течение всей нашей земной жизни мы оказываемся годными или негодными для жизни будущего века, достойными или недостойными присутствия Христа распятого и воскресшего. Мы либо избираем путь, который ведет к жизни, либо путь, который ведет к смерти. Во все времена Церковь — знамение, что с нами Бог. Смирение и нищета, и уничижение Креста Бога, явившегося плотию, не соответствует как будто бы величию Божию. Но это Бог. И мы также, в нашей мере и в наших обстоятельствах призваны совершать наше земное странствование, чтобы дано нам было вместе с Господом, восходящим ко Кресту и Воскресению, на каждый день молиться Его молитвой: «Да будет воля Твоя». Поистине, где царствует любовь ко Христу, там нет страха. И кончаются скорби там, где сияет слава Христова. Одеяние Церкви могло ли быть столь пасхально сияющим, если бы не было оно багряно-красным от крови мучеников? Поистине, это они «всегда несут в своем теле страдания Христовы, чтобы и жизнь Христова явилась в смертном теле нашем» (ср. 2 Кор. 4, 10). Аминь.

Проповедь протоиерея Евгения Попиченко

   Церковь стоит на крови мучеников. Еще в первые века было замечено, что кровь мучеников – это семя христиан, ибо вера распространяется благодаря тем, наверное, можно сказать, фанатикам, которые настолько доверяют Богу, что готовы за Него отдать свою жизнь (в этом смысле слово «фанатос», которое современной идеологической обработкой потеряло свой изначальный смысл, применяется как нельзя лучше: собственно говоря, фанатики – это мученики, которые готовы до смерти быть верными Христу; мы поем на греческом языке тропарь Воскресению Христову «фаната фанатон патисас» – «смертию смерть поправ»).

   Кровь мучеников – это семя Церкви, и поэтому всегда самое великое, самое главное богослужение – Евхаристия совершалась на мощах святых. И в первые века это были мощи новомучеников. Сейчас это сохранилось в священнодействии, когда в антиминс, который полагается на престол, всегда вкладывают частицы мощей святых угодников Божиих. Господь по временам дает Церкви переживать те или иные испытания, гонения, чтобы золото в горниле очищалось от примеси, приобретало большую ценность, большую красоту, большую твердость.

   Так и прошлый век явил миру сотни тысяч новомучеников и исповедников Российских. Многие из них явлены, гораздо больше остались в тайне. Но давно замечено, что с появлением сведений о новом исповеднике, страдальце за веру, в нашей Церкви появляется новый храм – в Православном Свято-Тихоновском богословском университете существует кафедра изучения подвигов новомучеников и исповедников Российских, и заведующий этой кафедрой профессор Н.Е.Емельянов давно установил такую закономерность. В базе данных находится около 30 тысяч сведений об исповедниках, страдальцах за веру. Собственно, за последние 20 лет более 30 тысяч храмов было открыто в пределах нашего государства.

   Надо подумать, почему Господь попустил такие лютые скорби и страдания. Ведь все происходит по промыслу Божию: волос с головы человека не падает без воли Отца Небесного. Почему? На примере целой страны Господь показал, что такое коммунизм, отступление от Бога, тоталитарный режим, строительство светлого будущего, рая на Земле – без Бога. Надо понимать, что, по-видимому, очень уж была затяжная и, наверное, смертельная болезнь, если Господь так жестко смирил русский народ десятилетиями лютых, совершенно безысходных гонений. Некуда было совершенно уйти человеку, который взял на себя бремя веры во Христа.

   Так и в жизни каждого человека. Если мы видим тяжесть того или иного испытания, надо понимать, что у Бога не было, по-видимому, других лекарств – как в истории апостола Петра. Когда на Тайной Вечере Господь Своим ученикам говорил: «В эту ночь Я буду взят от вас, и вы все рассеетесь, разбежитесь, вы все уйдете», Петр, по своей горячности и, наверное, по гордости, сказал:

«Даже если все отрекутся, я не отрекусь, я жизнь свою положу за Тебя». Господь сказал ему: «Душу свою положишь? В эту ночь, прежде чем трижды петух возгласит, ты трижды отречешься от меня». И все остальные ученики говорили, что они точно так же не отрекутся от Христа.

   Господь предвидел, что будет с Его учеником Петром, но не уберег его от этого жуткого испытания смирением. И понятно, что когда Петр все-таки совершает предательство Христа, то он выходит вон «плакася горько». Заплакал, ибо он любил Христа всей своей горячей душой, всем своим сердцем. В отличие от другого апостола, Иуды, который не любил Христа, и понятно, что падение и отречение от Бога в дальнейшем повлекло и его отчаяние, и самоубийство. Петр не отчаялся, и когда на море Тивериадском он встретился со Христом, Господь его трижды спрашивал: «Любишь ли Меня паче сих?» (больше твоих друзей). Петр Ему говорил: «Господи, Ты знаешь все, Ты веси, и я полюбил Тебя». И Господь восстанавливает его в апостольском достоинстве, потому что покаяние Петра, его смирение, принятие им горького лекарства, уврачевало, наверное, самую страшную духовную болезнь. Гордыню.

   Так и в жизни каждого человека – Господь пытается привести его ко спасению, к познанию духовной истины. А человек упирается, он сопротивляется воле Божией практически на всех путях. И поэтому еще святой мученик Уар сказал: «Милостив и человеколюбив Господь, Он не оставит тебя до тех пор, пока не сокрушит или сердца твоего, или костей твоих». А здесь надо понимать еще и такую последовательность: всякий тяжкий грех разрушает человеческую душу, отрывает её от Бога и Церкви. И совершенно не случайно, не на пустом месте вырабатывались каноны, то есть духовные законы.

   Ну, например, за обращение человека к экстрасенсам, к целителям или, в прошлом, к колдунам, всякого рода ворожеям он отлучался от Церкви, от святого Причастия на семь лет. За блуд – на пятнадцать. За убийство, аборт – на двадцать лет. Это было не формальное какое-то законодательство, было опытно замечено, что это необходимый период, который человек пребывал в состоянии кающегося. Он ходил в храм, допущен был до других таинств церковных, до покаяния, но святая евхаристия, святое причастие было на какое-то время для него недоступно: этот период был нужен для восстановления, для заживления ран, которые человек нанес самому себе теми или иными смертными грехами.

   Понятно, что сейчас такие меры неприемлемы, поскольку люди крайне расслаблены, немощны и просто не понесут такой груз.

Но нужно понимать, что такое понятие, как епитимья, духовное упражнение, всегда должно присутствовать. Потому что грех требует духовного уврачевания, и если человек добровольно, осознанно берет на себя подвиг покаяния и покаянного труда, например, милостыни, поклонов, определенных молитв, определенного настроя духовной жизни, то Господь в этом случае попускает такое промыслительное смирение.

   Один священник принимал Исповедь у женщины с такими тяжкими грехами, что даже видавший виды пастырь был потрясен тяжестью состояния её души. И по окончании он сказал: «Я не могу вам дать никакой епитимьи, но я понимаю, что за такие грехи, наверное, Господь какую-то епитимью возложит. И вы должны к этому быть готовы. Или руку сломаете, или квартиру ограбят, или с работы выгонят, или еще что-нибудь в таком роде». На этом расстались. Проходит какое-то время, месяц-другой, женщина появляется и радостно говорит: «Батюшка, вы меня помните?» Он отвечает: «Что-то припоминаю…» Она говорит ему: «Вот вы говорили мне про Божественную епитимью, так все и получилось. Я и руку сломала, и с работы выгнали, и квартиру ограбили. И я это все принимаю, как из рук Божиих, потому что понимаю: все это делается для лечения моей души…».
Так и нашу страну Господь провел через жуткие испытания, прижигая язвы, которые не могли быть исцелены иначе. Будем помнить святых новомучеников и исповедников Российских – их подвигом, их верой Церковь выжила, сохранилась. Церковь передана нам, дорогие братья и сестры, но за нами придут наши дети и внуки, и нам нужно много потрудиться, чтобы передать живую веру, живую жизнь Православной Церкви последующим поколениям. За молитвы святых новомучеников и исповедников Российских да утвердит Господь Церковь Русскую!

Протоиерей Андрей Ткачев:  Новомученики

   Говорят, блаженная Ксения, проведшая многие дни своей жизни на Смоленском кладбище, часто ходила среди могил, повторяя странную фразу: «Кровь! Сколько крови!» Теперь нам понятен смысл этих слов. России предстояло умыться кровью, напиться крови, захлебнуться кровью в ходе революционного эксперимента, проведенного с планетарным размахом. Обычно о чем-то страшном, что пришлось пережить, люди говорят: «Это не должно повториться». Всматриваться в трагедии тяжело, разбираться в причинах и следствиях страшно. Лучше вот так, в порыве секундного ужаса, отвернуться от темы, тряхнуть головой, словно отгоняя страшное сновидение, и сказать: «Это не должно повториться».

   Должно или не должно, это не нам решать. Если у исторического явления есть глубокие причины и если причины эти не то что не устранены, но даже не осознаны, то явление просто обречено на повторение. Вернее, люди обречены на повторное переживание однажды разразившейся беды. Вывод простой: хочется или не хочется, нравится или не нравится, но всматриваться в собственные трагедии и анализировать их придется.

   Если в XVIII столетии святой человек предвидел потоки крови, имевшие пролиться в столетии XX-м, то дело ведь не только в прозорливости святого человека. Дело также и в тех исторических ошибках, которые, наслаиваясь и накапливаясь, готовы со временем слепиться в ком и, сорвавшись с горы, расплющить все, что на пути попадется. Мы не видим цельной картины мира. Наш взгляд выхватывает дробные его части, и сердце питается не ощущением целого, а осколками бытия. Поэтому в повседневности мы не способны ни на прозорливость, ни на глубокое предчувствие. Те же люди, которые вникали в глубинную суть процессов, почти в один голос предупреждали о грозовых тучах, собирающихся над Отечеством. Итак, урок номер один. История – не фатальный, заранее предсказанный процесс. Это живая ткань, образованная сцеплением свободно действующих воль. На историю можно и нужно влиять. А там, где она «вдруг» являет свой звериный облик и начинает пожирать ничего плохого не ждавших обывателей, – там обыватели виновны. Не потрудились, значит, распознать признаки времени, не потрудились и усилия приложить в нужном направлении.

   Из всех виновных в революции, а как следствие – братоубийственной войне, репрессиях, гонении на Церковь, пока что названо только одно действующее лицо – интеллигенция. Она сама облегчила поиск виновных, поскольку слова осуждения прозвучали именно из уст ее лучших, прозревших посреди несчастий представителей. Интеллигенции ставится в вину ее безбытность, оторванность от народной жизни, филантропическая мечтательность. «Русскими быть перестали, западными людьми так и не сделались. Жар сердца истратили на влюбленность в чужую социальную мечту». Подобные «филиппики» в адрес профессуры, писателей и ученых можно продолжать и продолжать. Слова эти справедливы.

   Революция стала плодом мысленного заблуждения, плодом уверования в ложь. А в любом народе функция переработки идей, различения добра и зла в области ума принадлежит не всем вообще, но представителям интеллигенции в первую очередь.

Но справедливым будет заметить, что не на одной интеллигенции лежит тяжесть исторической ответственности.
Церковь Русская, то есть люди, ее составлявшие и наполнявшие, так ли уж свободны от ответственности? Неужели мы вправду думаем, что дело все в масонском заговоре, кознях германской контрразведки, пломбированном вагоне и прочем? Я лично так не думаю. Сама церковная жизнь наша в общих чертах несколько долгих столетий повторяла ошибки, свойственные интеллигенции. Вот слова человека, которого нельзя обвинить в нелюбви к Родине и в незнании ее истории: «Богословская наука была принесена в Россию с Запада. Слишком долго она оставалась в России чужестранкой. Она оставалась каким-то инославным включением в церковно-органическую ткань. Превращалась в предмет преподавания, переставала быть разысканием истины или исповеданием веры. Богословская мысль отвыкла прислушиваться к биению церковного сердца. И у многих верующих создавалась опасная привычка обходиться без всякого богословия вообще, заменяя его кто чем: Книгою правил, или Типиконом, или преданием старины, бытовым обрядом или лирикой души. Душа вовлекается в игру мнимостей и настроений» (Флоровский Г. Пути русского богословия). Если уж церковное сознание отвлечено от трезвого пути отцов в сторону «мнимостей и игры настроений», то кто способен будет противостать мысленным соблазнам и разукрашенной лжи?!

   Церковь боролась за истину и противостояла лжи, видела надвигающуюся беду и предупреждала верных чад. Но делалось это не в стройном порядке и не единым фронтом. Борцы были похожи, скорее, на одиноких защитников Брестской крепости, воевавших до конца, и умирали за истину. Иногда их встревоженный голос и их подчеркнутое одиночество были до неразличимости подобны близкому к отчаянию одиночеству ветхозаветных пророков. Те кричали во весь голос и приходили в ужас от того, что их не понимали. Было подобное и в нашей истории.

   Ну, а потом пришла беда. Пришла вначале так, что всем казалось: стоит завтра проснуться, и все будет по-старому. Но просыпались – а лучше не становилось. Становилось хуже, и уже боялись ложиться спать, а, уснувши, не хотели просыпаться.

  Смерть стала привычной, голод стал обыденным, в человеке уже трудно было признать существо, сотворенное «по образу и подобию Бога». И полилась кровь. Мы далеки от мысли, что все убиенные и замученные святы. Голгофа убеждает нас в этом. Два злодея, одинаково наказанных за одинаковые злодеяния, висят по обеим сторонам от Безгрешного Иисуса. Оба рядом с Мессией, оба в муках заканчивают жизнь. Казалось бы, их загробная участь должна быть одинакова. Но вместо этого одному обещано в сей же день быть со Христом в раю, а другой вынужден разрешиться от тела и продолжить муку, теперь уже только душевную.

   Само по себе страдание не спасает. И «если кто подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим. 2: 5). За Христа страдали не все. Кто-то страдал за свои грехи, кто-то платил за свои ошибки, многим пришлось платить за чужие ошибки и за чужие, столетиями накопившиеся грехи. Разобраться в этом хитросплетении судеб нам не дано – не под силу. Бог один знает все. Мы же, не зная все о всех, знаем многие имена людей, действительно умерших за Господа: тех, кто перед расстрелом молился; кто терпеливо переносил ссылки и тюрьмы; кто не озлобился; кто и по смерти жив и совершает чудеса. Это великая княгиня Елисавета, до последнего вздоха перевязывавшая раны тем, кто вместе с ней был сброшен в шахту под Алапаевском. Это Киевский митрополит Владимир, благословивший убийц пред своим расстрелом. Это архиепископ Фаддей, утопленный палачами (!) в выгребной яме. Это еще многие сотни и тысячи священников, монашествующих и мирян, с чьими жизнеописаниями стоит знакомиться, ибо они – мученики Господни, и знакомиться долгие годы, ибо много их.

   Им во многом было тяжелее, чем мученикам древности. Те часто жили в ожидании гонений, внутренне готовились к ним, как к вполне реальному, а то и неизбежному исходу земной жизни. Наши же страдальцы в большинстве случаев и представить не могли, что их православное Отечество станет одним большим концлагерем, а некоторые еще вчера верующие соседи – палачами и предателями.

   В войне немалую роль играет фактор внезапности. Обескуражить противника, напасть неожиданно почти всегда означает смять его ряды, обратить его в бегство. В духовной войне законы те же. Лукавый долго готовился и внезапно напал. Но смял и обратил в бегство далеко не всех. Даже те, кто не верил в катастрофу, не был к ней приготовлен, быстро избавились от иллюзий, поправили фитили в светильниках и приготовились к смерти.

***

   «Вот ты попал в руки врага, – писал Сенека Луцилию, – и он приказал вести тебя на смерть. Но ведь и так идешь ты к этой цели!»

   Красивая мысль, с которой трудно спорить. К смерти нужно готовиться всю жизнь. Только вот есть у красивых мыслей свойство улетучиваться при приближении настоящей боли, реальной угрозы, подлинного страдания. Да и народ наш, прошедший через огненное испытание, вовсе не принадлежал к школе стоиков, равно как и к любой другой философской школе. У терпения и мужества нашего народа иные корни – евангельские. Отсюда же та неистребимость народной жизни, которая неизменно возрождалась после жестоких испытаний до сих пор и обещает надежду на полнокровное бытие в будущем. Именно память о новомучениках и молитвенное общение с ними способны сообщить Русской Церкви особенную глубину и мудрость, необходимые для творческого решения проблем, стоящих перед лицом современности.

   Мы представляем себе их лица на пожелтевших фотографиях, когда читаем в Писании о тех, что «замучены были, не приняв освобождения, дабы получить лучшее воскресение; другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу; были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча» (Евр. 11: 35–37).

***

   В отношении новомучеников можно совершить две страшные ошибки. Первая именуется преступным забвением, при котором никто особо не помнит о трагическом прошлом и живет так, словно ничего не случилось. Вторая ошибка более опасна, поскольку более похожа на истину. Назовем ее так: превозношение чужими заслугами. Это когда мы недрожащим голосом гордо заявляем, что, дескать, велика наша вера и Церковь наша велика (между строк подразумевается, что и сами мы велики), раз такие испытания пережили и перетерпели.

   Почитание новомучеников не должно мешать оставаться вопросу: да как же это все могло произойти в православной стране?!

  Это почитание должно совершаться с содроганием при мысли о величине страданий и масштабе гонений.

   И еще один вопрос должен звучать коли не вслух, так в совести: а мы сегодня все ли правильно делаем? Не ждет ли и нас очередное огненное испытание? Ошибки наши не придется ли омывать своей кровью тем, кто придет после нас?

   И лишь после того, как вопросы эти прозвучали, мнится мне, можно порадоваться. Ибо мы «приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех – Богу, и к духам праведников, достигших совершенства» (Евр. 12: 22–23).

Скорбный путь жен новомучеников и исповедников Российских. Юлия Аксенова

Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь.
Пс. 33: 20
Проидохом скозе огнь и воду, и извел еси ны в покой.
Пс. 65: 12

   Жены новомучеников и исповедников Российских прошли горький и скорбный путь. Высокий подвиг несли они посреди безбожного мира, воспитывая детей, терпя лишения, притеснения властей, голод и нищету.

Совершая свой крестный путь, подчас унывая и скорбя, они не малодушествовали, но находили в себе силы молиться и славословить Бога. Как выжили они? Как оставались верными Христу? Об этом наша статья.

В семье известного московского священника и талантливого проповедника отца Михаила Шика после его первого ареста осталось трое детей. Оказавшись почти без средств к существованию, его матушка ездила с полугодовалой дочкой из Сергиева Посада в Москву на работу. Она оставляла девочку у родственников и бежала в Исторический музей, где водила экскурсии. А затем с продуктами и пеленками в рюкзаке, с маленькой дочкой на руках возвращалась в Посад. «Уныние не было ей свойственно, – пишет ее дочь Елизавета в своих воспоминаниях. – После моего рождения мама писала отцу в тюрьму: “Дай тебе Бог терпения. А я сквозь тоску о тебе чувствую себя счастливой безмерно, счастливой тобой и знаю, что впереди – радость свидания, и верю, что она не отнимется от нас, и молюсь, только бы нам самим ее не отравить…”» Отец Михаил был расстрелян в 1937 году на полигоне Бутово под Москвой. Матушка Наталья Дмитриевна искала его по разным тюрьмам. Так и не узнав о судьбе мужа, она перед смертью написала ему трогательное прощальное письмо: «Дорогой мой, бесценный друг! Вот уже и миновала последняя моя весна. А ты? Все еще загадочна, таинственна твоя судьба. Все еще маячит надежда, что ты вернешься. Но мы уже не увидимся, а как хотелось тебя дождаться. Но не надо об этом жалеть. Встретившись, расставаться было бы еще труднее, а мне пора… Имя твое для детей священно. Молитва о тебе – самое задушевное, что их объединяет. Иногда я рассказываю им что-нибудь, чтобы не стерлись у них черты твоего духовного облика».

Память о дорогом человеке всегда в сердце любящего, и даже в преддверии могилы все мысли – о нем. Не перестаешь удивляться высокому духу и благоговейным отношениям друг к другу этих святых людей. Между ними была та любовь, которая, по слову апостола Павла, «никогда не перестает» (1 Кор. 13: 8), а переходит в вечность.

Матушка Александра Сергеевна Голышева хранила последнее письмо отца Николая за иконами как святыню. В этой прощальной записке батюшки, написанной им из тюрьмы незадолго до расстрела, открывается его удивительное смирение и безграничная любовь к семье. «Обо мне не беспокойтесь…» – пишет отец Николай. Понимая, что его ожидает («едва ли уцелею»), он говорит: «Забота о вас. У вас нет ничего…» Последние слова записки – почти молитва: «Храни вас Господь, мои дорогие, крепитесь и молитесь за меня, не поминайте меня лихом… Простите меня Христа ради… Целую вас и молю Бога, чтобы Он сохранил вас. Не забывайте Бога, Божию Матерь и святителя Николая, под покровительство святителя Николая я вас отдаю. До гроба любящий вас папочка».

О любви как о великом Божием даре писал святитель Игнатий (Брянчанинов): «И делаются человеку человеки своими на время по плоти, на веки по духу». Эта любовь являет чудеса, она и по смерти дарует общение любящим душам.

Священномученик Василий Надеждин в последнем письме из Соловецкого лагеря дает своей супруге, можно сказать, духовное завещание: «Благословляю тебя за твою любовь, за твою дружбу, за твою преданность мне… Да будет воля Божия! Мы дождемся радостного свидания в светлом Царстве любви и радости, где уже никто не сможет разлучить нас, – и ты расскажешь мне о том, как прожила ты жизнь без меня, как ты сумела по-христиански воспитать наших детей, как ты сумела внушить им ужас и отвращение к мрачному безбожному мировоззрению и запечатлеть в их сердцах светлый образ Христа…»

Матушка священника Сергия Сидорова, проходившего последние годы своего служения во Владимирской области, не писала запросы в НКВД о судьбе мужа: он, по свидетельству дочери Веры, сам сообщил супруге во сне о своей гибели. Такое общение возможно при условии, если люди живут одной духовной жизнью и вся она – в Боге.

Матушка священномученика Илии Четверухина, московского священника, погибшего в лагере на Вишере в 1932 году, вспоминает слова из канона Святой Пятидесятницы: «Разлучения вам не будет, о друзи…» «Скоро 15 лет, как батюшка отошел ко Господу, – пишет Евгения Леонидовна, – но я не чувствую с ним разлуки, я точно продолжаю с ним жить одной жизнью. Я часто слышу внутри себя его ободряющий голос, когда переживаю какие-нибудь трудности: “Ничего, мамаша, ты у меня молодец”. Так он мне, бывало, говаривал, и мне легче становится от этого. А если я делаю что-то не так, как надо, как хотел бы он, вижу во сне, что он где-то далеко от меня, и больно сжимается сердце».
Были случаи, когда мученики заботились о воспитании своих детей и после смерти. Дочь отца Михаила Шика вспоминает: «Мама уже после папиного ареста отказалась продолжить подписку на “Пионерскую правду”, сказав, что во сне отец выговаривал ей за эту подписку, так как каждый человек выписывает газету своей партии, а мы в этой “партии” не состояли».

Лишения и скорби учат переоценивать отношения к земным ценностям и душевным мирским привязанностям. До своего ареста протоиерей Илия Четверухин любил подолгу сиживать в библиотеке, в это время семья не должна была его тревожить.    Впоследствии он признавался сыну: «Любовь к книгам мешала мне должным образом любить вас, мои дорогие». Матушке же он писал: «Прости меня, если я делил любовь свою между тобою и библиотекой. Теперь ты у меня – единственное сокровище».    «Ах, как я тоскую по тебе! – говорит он в другом письме. – Не по свободе, не по дому, не по книгам, а только по тебе! Если бы ты была здесь, около меня, я был бы счастлив!»

Порой семьи священников терпели нужду в самом необходимом. Дочь священномученика Димитрия Кедроливанского из села Круги Егорьевского района носила платье, сшитое из подрясника отца. А в семье тверского священномученика Николая Морковкина было шестеро детей, когда власти, обложившие их семью непомерным налогом, решили изъять и зимнюю ватную рясу батюшки, которую матушка хотела было перекроить дочерям на пальто. Сердце родителей дрогнуло. «Вот эти-то вещи мы с женой и решили не отдавать ради защиты детей», – рассказывал впоследствии отец Николай. За это священника и его матушку отправили в ссылку, оставив детей одних. Позже, из заключения, батюшка напишет в письме: «Теперь я стал богаче, но не тем преходящим, что гниет и тлеет, а тем, что остается до гробовой доски, то есть богатством жизни духовной». О супруге своей он говорил: «Я думал, что она не перенесет такой, кажется по нашему разумению – тяжелый, крест… Но каждому верующему в Бога крест дается по силам, и каждому человеку, имеющему веру хотя бы с зерно горчичное, все возможно».

Священномученик Илия Четверухин незадолго до смерти сказал своей жене во время свидания в лагере: «Здесь я прохожу вторую духовную академию, без которой меня не пустили бы в Царство Небесное».

Удивительна стойкость и мужество, с каким принимали испытания многие семьи священников. Убожество внешней обстановки не угнетало и не озлобляло их. Дочь отца Сергия Сидорова Вера вспоминает, что мама, смеясь, называла их комнату «логово». Родители спали на полу, покрываясь всем, чем могли, так как одеяла и простыни были совсем ветхими; вся их одежда висела на гвоздях, а вещи четверых детей, спавших на лавке и кроватях, хранились в ящиках из-под посылок. Как-то в их комнату пробрался квартирный вор. Он очень сконфузился, увидев такую нищету. Заметив подошедшую матушку Татьяну, он только сказал: «Ничего, нужды бояться не надо, все устроится».

Страдания закаляли дух этих людей, поднимали их над мирской суетой, освобождая от земных попечений.

Как-то отца Сергия спросили, как он, имея такую большую семью, решился стать священником. Если его «возьмут», то на кого он оставит своих детей? Отец Сергий ответил: «На Царицу Небесную. Если я погибну, то за Ее Сына. Так неужели вы допускаете мысль, что в таком случае Она оставит моих детей? Никогда! Спасет и защитит». Через два месяца отца Сергия арестовали, и он погиб. Но «вера отца в то, что Царица Небесная спасет и защитит его детей, оправдалась, – писала его старшая дочь Вера. – Сколько было в ту пору уничтоженных семей. Взяли мужа, потом жену, а детей – в детдом, где они забудут все, что связано с семьей, ее преданья, ее святыни. Нас не тронули, хотя многих жен священников отправили в лагеря».

В житиях святых новомучеников часто встречаются моменты, когда их матушки умоляют ради семьи поменять место служения или перейти на обычную работу, оставив службу. Но осуждать их за этот естественный страх за себя и за своих детей нельзя. «Бояться не стыдно, – говорит отец Сергий Сидоров, – все мы люди, и люди слабые, а вот малодушествовать нельзя. Бог-то ведь с нами, и нигде Он нас не оставит».

Известный поэт XIX века А.Н. Майков писал:

Чем ночь темней, тем ярче звезды.
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог…

   И действительно, Бог не оставлял этих людей в самых трудных обстоятельствах. Вера помогала им выживать и творила чудеса. Воистину «уповающего на Господа милость обыдет».

«Помню, это было месяцев через шесть после ареста отца, – пишет Вера Сидорова. – Мы очень нуждались, денег не было ни копейки, кругом долги. Мама сидела на кровати и кормила грудью трехмесячного Сережу (пятого ребенка, который так и не увидел своего отца), а я занималась чем-то. Вдруг мама говорит мне: “Вера, поищи в сундуке под бельем: может быть, там случайно остался хоть один сверток…” “Свертком” мы называли мелочь, закрученную в бумажку, которую отец получал за службу. В свертках были и медные монеты, и серебряные. Но я знала, что в нашем единственном сундуке, где лежало белье… давно уже ничего не осталось. Я сказала об этом маме, но она возразила мне: “Ты помолись Николаю Угоднику. Он – покровитель семьи Сидоровых, а ты – ребенок, он лучше тебя услышит и, может быть, поможет нам. Поищи свертки». Я тихонечко помолилась, открыла сундук и стала рыться среди невероятно старых и рваных наших рубашек и простыней. И вдруг – до сих пор у меня сжимается сердце – кричу маме: “Сверток!” Разворачиваю. В нем 20-копеечные монеты! Начинаю дальше искать и вижу: один, второй, третий свертки лежат в уголках сундука, и в каждом не медные, а серебряные монеты! Мама не верила мне, когда я кричала ей об этом: ведь не один раз перерывался сундук за последние месяцы, все давным-давно было истрачено… “Благодари, Вера, святителя Николая”, – сказала мне мама. Свертков семь нашла я тогда».

В семье подмосковного священника Александра Парусникова, где было десять детей, произошло не менее удивительное чудо. Представители власти увели из семьи корову, что привело близких отца Александра в сильное смятение. На беспокойство матушки он ответил: «Сашенька, Бог дал, Бог взял. Благодарственный молебен давайте отслужим». С тех пор, как у них не стало коровы, каждый день на крыльце появлялась корзинка с бутылью молока и двумя буханками хлеба. Старшие дети долгое время дежурили у окна, выходящего на крыльцо, чтобы узнать, кто приносит им хлеб и молоко. Бывало, до глубокой ночи высматривали, но так им и не удалось увидеть благодетеля.

Господь укрепляет веру в Своих чадах. Но находясь рядом, милосердный Бог часто испытывает нас: как несем мы свой крест, с каким сердцем встречаем невзгоды и страдания. С. Бехтеев очень точно сказал о нелегком этом бремени в одном из своих стихотворений:

Оттого в этот страшный, томительный час
Так мучительна тяжесть креста,
Что весь ад сатаны ополчился на нас
За служенье заветам Христа.

   У многих тогда были минуты уныния, когда казалось, что не на что и не на кого надеяться. «Все погибло, мы умрем от голода», – бывало, говорила своим детям матушка Татьяна Сидорова. Но через некоторое время она находила силы смеяться и подбадривать детей. Это та сила внутренней устойчивости, сила духа, основанная на готовности все переносить и все терпеть ради Господа, которая не дала погибнуть многим людям в страшные годы гонений. Это к таким людям относятся слова апостола Павла: «Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем» (2 Кор. 4: 8–9). Не перестаешь удивляться, как, находясь в таком положении, эти святые люди не теряли веры, а еще более укреплялись в ней. После смерти матушки уфимского священника Петра Варлаамова Анны Ивановны (она осталась после ареста мужа одна с пятью детьми: старшей было 8 лет, а младшему – 7 месяцев) в ее бумагах была найдена написанная ее рукой молитва, которой она молилась ко Господу после ареста мужа: «Благодарю Тебя, Господи Боже, за все: за жизнь, за невзгоды, прожитые мною, за разлуку с любимым мужем (священником) моим, за муки и радость… за все Тебя благодарю».

Жены святых мучеников и исповедников часто с покорностью воле Божией принимали испытания. Многие из них, прощаясь с мужьями, вполне осознано говорили: «Иди страдать за Христа» (Из жития священномученика Николая Поспелова). Матушки своей верой, стойкостью и терпением лишений и скорбей разделяли участь любимых мужей, становились бескровными мученицами. В самые трудные минуты, когда священники стояли перед выбором: сохранить себе жизнь с условием отречения от сана или погибнуть, обрекая семью на страдания, матушки нередко поддерживали их в исповедании веры. Так, супруга священномученика Валериана Новицкого, получив от мужа из тюрьмы записку, в которой он волнуется о будущей судьбе своих детей, ответила: «Не отрекайся от Бога, ни от священнического сана. Мне поможет Господь».

Как понять нам, людям XXI века, святых новомучеников? Не странно ли это: благодарить Бога, когда погибает любимый человек и единственный кормилец; служить благодарственный молебен, когда из семьи, где десять детей, уводят единственную корову; радоваться жизни и рождать детей, когда нищета и голод? Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что свой крест, то есть все скорби и страдания земной жизни, кажется тяжелым до тех пор, пока человек не научается нести его с терпением и смирением во Имя Христа. «Когда же свой крест преобразится в крест Христов, то получает необыкновенную легкость. “Иго Мое благо, и бремя Мое легко есть”, – сказал Господь». Об этом же говорит и апостол Павел: «По мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2 Кор. 1: 5). Известный подвижник наших дней протоиерей Николай Гурьянов, тоже прошедший непростой жизненный путь, написал стихотворение, которое замечательно дополняет нашу тему:

Путь Божий

К Горе Святой, ко Граду Божью
Различных множество дорог,
Но всех начало у подножья
Креста, на коем распят Бог!
И без венца из острых терний,
Без ран, и оцта, и гвоздей,
Без мук сердечных и томлений
До райских не дойти дверей.
Все ж бремя легкое Христово
Не тяжко будет нам нести,
Если сумеем Его слово
Себе на память привести:
Что скорби праведников многи,
Но Он от всех избавит сих,
И что тернистые дороги
Введут в покой и радость их,
Что Царство Божие открыто
Для тех, кто узким шел путем,
И что для нас теперь сокрыто,
Тому разгадку там найдем,
Что там, где вечное сияет
Светило Божией любви,
Блаженство рая ожидает
Страдальца – путника земли.